Книга Безумие  - Ринат Валиуллин

– Ещё как, – глотнул он вина. – Смотри, чтобы не раскусил. – Марс уставился на Шилу так, будто решил продать ей свои глаза не за дорого, в крайнем случае, подарить. Она же никогда не требовала от людей взаимности… если очень надо, она брала сама.

– Может, пойдём покурим? – встал Марс с кресла, подошёл ко мне.

– Пошли, – поднялся я вслед за ним.

По пути он успел зайти в детскую. Там рыдал Фёдор.

– Ну, что? Что случилось, Федя? Ты же часть меня? Часть моего ребра, моего тепла, моего мирка. – Марс подошёл к кроватке, рядом с которой готовила бутылочку с молоком Вика, и качнул детское ложе.

– О, видала? Замолк. Вот что значит отец, – поднял он вверх многозначительно палец, посмотрел на Вику, прижал палец к губам. «Всё ухожу, тихо», – и удалился из комнаты. Я ждал его в прихожей, он тихо затворил за нами дверь, за которой нас оглушила звёздная ночь. Она обрушилась на нас всей своей красотой. Стая белых чаек, словно стая писем, выхваченная фонарём во мгле, показалась бумажной. Скоро почта канула во тьму, а звёзды остались.

* * *

Когда за рулём была Шила, я, конечно, напивался с Марсом. И мы выходили покурить в ту же ночь, с теми же звёздами, сместив угол зрения на несколько градусов, которые позволяли нам посмотреть на происходящее с нами из-за угла.

Мы вышли на улицу и провалились в кромешную темноту. Скоро проявились детская площадка и парковка. Губы наши молча мяли фильтры.

– Чего так темно-то? Ночь, что ли?

– Она. Что-то накидались на ночь глядя. Сколько сейчас? – спросил я, абсолютно незаинтересованный в ответе.

– Неважно, который час, если есть вино, то его надо выпить.

– Мне кажется, я уже и вкуса вина не чувствую. Всё равно что целовать красивую женщину, едва пережив страстную ночь с другой. Жалко добро переводить.

– Да ладно тебе, завтра суббота, выспишься, – курил в небо Марс, задрав голову, будто искал там тёзку.

– Чувствую, завтра буду болеть, – улыбнулся я.

– Хватит ныть, Артур. Хорошо же посидели. Тебе надо чаще практиковать, хотя бы по выходным. В субботу полезно выпить бокал хорошего вина.

– А если не с кем?

– Тогда два.

– Смогу ли я ему завтра посмотреть в глаза?

– Кому?

– Зеркалу. Вот в чём вопрос.

– Шила твоё зеркало.

– А твоё – Вика?

– Редко. Когда не в рейсе. Тебе хорошо, ты теперь вечерами дома. Кстати, что вы делаете вечерами?

– Молчим.

– Вам с женой не о чем поговорить?

– Нет, просто есть о чём полежать, – засмеялся я.

– Только не говори мне, что вы без ума друг от друга.

– Нет, без ума только я.

– Значит, медики не ошиблись, шучу. Безумие прекрасно. Это единственная форма существования, при которой можно быть счастливым всегда, остаётся только выбрать, чем наполнить содержание.

– Предлагаешь ещё по бокалу на посашок?

Марс не ответил мне, только выдохнул порцию дыма и ушёл в облако, будто я последним вопросом использовал функцию «скачать в облако».

Я тоже ушёл ненадолго в себя, в своё, в его, в наше общее: по окончании школы Артур всё ещё не знал, кем он хочет стать, в отличие от своего друга Марса, который постоянно твердил, что обязательно будет лётчиком. Когда они шли из школы, бросая вверх то портфели, то сменку, а потом ловили, если получалось поймать, либо подбирали с земли и, не отряхивая, снова запускали в космос, они жонглировали мечтами. Весенний порывистый ветер играл вместе с ними.

«Я тоже буду так летать когда-нибудь, даже выше», – кричал Марс. Он бросал слова на ветер. Тот схватывал всё на лету, будто пытался их сдержать. И сдержал. В итоге в лётную школу Артур и Марс поступили вместе, вместе влюбились в одно небо, в одну Шилу, вместе сделали ей предложение, но ответила она Артуру, а Марс довольствовался Венерой. Именно так Марс звал иногда Вику. «Я с Марса, она с Венеры».

– Садик? – спросил я, пытаясь вернуть себя обратно, и указал на детскую площадку. Мой взгляд нашёл этот объект внимания, потому что чувствовал, ещё чуть-чуть, и речь пойдёт о работе. Снова придётся говорить, за что отстранили и на сколько. Что он преподаёт в школе гражданской авиации, и хороши ли там девочки, не закрутил ли он с кем-нибудь из учениц, и почему. Артуру не хотелось говорить об этом. Сейчас, лишённый неба, он будто в ссылке, очень переживал, что не может летать на него, а Марс мог. Теперь они были в разных плоскостях, точнее сказать, Артур в плоскости, а Марс в небе. Артур ревновал небо. «Чушь какая-то», – остановил свой млечный путь мыслей я и вернулся на Землю.

– Да, для продвинутых, для детей индиго.

– Твой-то индиго?

– Само собой, как у всех.

– Значит, своего отдашь туда.

– Да, думаю, в понедельник отведу.

– В понедельник он уже сам дойдёт, – подхватил я его шутку. Губы наши, пытаясь сесть на шпагат, доверили на время сигареты зубам, те, в свою очередь, отдали их скоро в добрые руки. Хлопки смеха гулко отдавались в колодце двора. Двое мужчин затушили сигареты и, бросив их в урну, вернулись в дом.

– Я бы на твоём месте так не переживал, если ты из-за работы.

– А как бы ты переживал?

– Ну, хватит. Считай, что тебе дали отпуск и путёвку на курорт с молодыми девчонками. Пей, гуляй, веселись, тем более скоро у тебя начнётся совсем другая жизнь… совсем другая маленькая жизнь, – приобнял меня Марс, когда мы уже были в парадной.

– Ты не понимаешь.

– Артур, ты Артур или не Артур? Ну? – прихватил мои руки сзади под локти Марс. «Артур, Артур, это ты ничего не понимаешь. Я же хотел, чтобы ты всегда был с ней, а не только когда ты на работе. Мне бы такую бабу, как у тебя, я бы жил не тужил, на х… работу, небо, на х… общение, книги, жену, детей, даже кино на х…, пусть оно само смотрит нас… только я и она!»

– Да, Артур я, Артур.

– Вот и отлично, – отпустил он меня. – Давай лучше вспомним что-нибудь приятное. Помнишь наш выпускной? Мост помнишь?

– Ещё бы. Как на рассвете мы прыгали с моста, дураки. Сейчас такое никому и в голову не придёт, воды не так много теперь в реке, да и жизнь подорожала.

– Мне всегда нравился этот висячий мост, словно соединивший природу и город. Удивительное ощущение, смотреть с него на ледоход весной, будто летишь над землёй, льдины белыми облаками проносятся под ногами. Чёрт, опять я про небо. Извини, – снимал туфли в коридоре Марс.

* * *

– Не смотри так на меня, – лежала Шила, широко расправив свои крылья, брошенные на кровати хаотично. Она будто кого-то ждала.

– А что? Нельзя? – взял я её правую ногу за лодыжку и начал целовать.